Чина Моторова родилась в Эвенске, но уже долгие годы живет недалеко от Магадана, в поселке Ола, на берегу одноименной реки. Сказки Чины, сохраняя фольклорные традиции, не повторяют известные эвенские сюжеты; они своеобразны и по морали, и по форме. Ее сказки национальны, традиционны, но естественно вобрали черты как русского, так и европейского фольклора.
– Вещает станция «Ваши уши», подкаст о жизни и смерти на Дальнем Востоке. Сегодня у нас в гостях Чина Моторова. Здравствуйте!
– Здравствуйте!
– Спасибо за Ваши сказки. Я попытался узнать, как появился Ваш псевдоним, но не нашел информации в Интернете. Расскажите, почему Вы выбрали именно его?
– По мужу я Самсоненко Зинаида Владимировна, а моя девичья фамилия Моторова. Владимир Иванович Данилушкин сказал мне, что будет как-то неправильно, если у меня останется украинская фамилия Самсоненко: приехала украинка и пишет эвенские сказки. Поэтому он предложил мне придумать что-то другое. По-эвенски имя Зина – это Чина, а фамилию я оставила девичью. Так я и стала Чиной Моторовой.
– Я правильно понимаю, что Вы представительница кочевых эвенов?
– Да, мои предки были кочевыми оленеводами. У нас есть кочевые и береговые эвены. Кочевые пасут оленей далеко от селения. Раньше было очень много оленей, около двадцати тысяч.
– Почему Вы остановились в поселке Ола?
– Мама моя – Екатерина Павловна Машанова – эвенка. Отец – Моторов Владимир Петрович – русский. Он был капитаном малого флота, доставлял продукты в Тахтоямск, Северо-Эвенск, когда еще не было трассы. Я во всех районах пожила: в Сусуманском, Ягоднинском, Северо-Эвенском, Ольском. Кровь у меня кочевая. Мой муж, Самсоненко Геннадий Алексеевич, жил на Оле. Во время перестройки расформировали все национальные села, и мы переехали на Олу. Поэтому и остановились здесь.
– Сколько вы там уже живете?
– Уже двадцать два года.
– Ола – это очень древний поселок, традиционно там жили представители КМНС. Насколько сегодня сохранился этнос на Оле?
– Раньше во всех районах области было много оленей, по пятнадцать-двадцать тысяч. После перестройки оленей нет, но осталась наша традиционная жизнь. Нам предоставляли лицензии на вылов рыбы, и детей мы этому обучали.
– Я слышал, что недавно у представителей КМНС отобрали лимитки, верно?
– Отобрали не у всех, а у тех, кто живет в Магадане и в поселке Сокол. Считают, что мы должны жить в традиционных национальных селах. Но это же не наша вина. Я бы тоже жила до сих пор в селе Меренга, но правительство было вынуждено вывезти нас сюда. Теперь нас лишили оленей и лимиток.
– Каким было противодействие со стороны КМНС?
– Я, как председатель старейшин Ольского района, настаиваю на том, чтобы в число владеющих лимитками людей включили тех, кто живет в Магадане. Там проживают те же самые эвены, коряки, чукчи. Ведь рыба – наша основная пища. Пусть едят все.
– Какие стороны традиционного уклада до сих пор сохраняются на Оле?
– На Оле создан национальный ансамбль «Нэлкани». Там выступают и взрослые женщины, и молодые девушки. А еще они вышивают бисером и делают всевозможные поделки.
– Я слышал, что остался и шаманизм?
– Мой дедушка много рассказывал мне, что действительно были шаманы. Они исцеляли людей, прогоняли зло, просили остановить пургу. Но это все уже быль.
– Остались ли еще какие-то шаманские практики, к примеру, заговорить зуб или еще что-либо?
– Нет, такого не осталось. У нас нет шаманов. Мы уже современные, мне скоро будет семьдесят лет, и то я уже этого не захватила. Кроме бубнов у нас ничего не было. Это наш национальный инструмент, который остался до сих пор.
– Расскажите, пожалуйста, о чем рассказывает орнамент на вашей одежде?
– Здесь лицо, люди стоят. Плечи – снова люди. Они танцуют танец «хэддэ», танец дружбы. И вот этой вышивке больше ста лет, как моей маме недавно исполнилось. А другой вышивке лет сто пятьдесят, бисер американский и сшитый жилами оленя. Ничего с ними не случилось за столько лет. Возьми наши современные бусы, они быстро порвутся, а этой вышивке ничего не будет. Также изображены наши тропинки, дорожки и реки. У нас было раньше три цвета: черный, белый и голубой. Земля, небо и вода. Это был традиционный бисер, а потом, уже при советской власти, у нас появился красный цвет. Цвет революции, красные флаги. Потом к нам в Северо-Эвенский район пришли казаки, и у нас появился разный бисер: зеленый, синий, красный.
– Ваше ожерелье тоже что-то означает?
– Это ожерелье сделал мой сын Алексей из маленьких рожек оленя. Это мой амулет, и мне кажется, что он мне всегда помогает. Я его везде ношу.
– Я недавно посмотрел Ваше выступление, где Вы читали сказку о мухоморах. В конце Вы сказали, что мухоморы «стоят нарядные, но никому не нужны». Но ведь олени любят мухоморы, и в медицине их часто используют, разве нет?
– Олени вряд ли их едят, это ведь сказка: «Раньше мухоморы были съедобными, все их ели, и люди ели. А потом, когда олени захотели их скушать, они обиделись и сказали: «Чтоб вы подавились!» Олени заплакали, их слезы упали на шляпки грибов. С тех пор стоят они нарядные и красивые, несъедобные и никому не нужные».
– Готовится ваша новая книга «Священный олень» (12+). Чем она отличается от двух предыдущих?
– Раньше я писала стихи, еще в школе. Потом стала писать различные рассказы о природе. Я сдавала свои рассказы в типографию и когда училась в
10-м классе, мне за это платили три рубля. Это ведь было так много в то время! И я заинтересовалась. Стала брать интервью, писала о спортивных соревнованиях, приносила. Получала девять-двенадцать рублей. У меня была очень хорошая учительница – Ирина Алексеевна, она обратила на меня внимание и предложила написать для нашего класса стихотворение. А я его и написала.
Небесное платье. Чина Моторова:
Девчонка любила очень мечтать, любуясь на облака.
Сшить бы платье из того куска,
А вдали, вон, небо голубое.
Из него сошью я платьице другое.
Все-таки хотела бы я знать,
Как облачное платье примерять.
Мы с ней и Пушкина учили наизусть, и поэмы, и стихи. Очень много она мне подсказала в этом плане и помогла, до сих пор я ее вспоминаю. А потом я планировала поступить в Хабаровский литературный институт, но не получилось: маму парализовало, умер отец. Нужно было остаться дома. В дальнейшем переехала к своему дяде, а он с молодости был оленеводом. И когда я приехала, он стал рассказывать мне о жизни эвенов. Меня это очень заинтересовало. Он хорошо говорил по-русски, в молодости работал каюром: запрягал собак и возил почту с Меренги до Омсукчана. Я всегда слушала его с удовольствием, и мне пришла мысль: почему бы не превратить все это в сказку о национальных традициях? И так с 80-го года я стала писать сказки.
– Со времен «Звездного бисера» (12+) прошло уже одиннадцать лет. Что изменилось в том, как Вы пишете сказки?
– Первая моя книга состояла в основном из рассказов моего дяди. А уже следующая книга была придумана мною. «Священный олень» (12+) тоже придуман. Иногда люди наставляют меня, чтобы я написала, например, о Дунькиной горе на Оле. А иногда идеи сами приходят, навыки у меня уже есть, вот и пишу. Книга скоро выйдет. Спасибо за это Павлу Жданову. Очень творческий, ответственный человек, молодец!
– Получается, что Ваши идеи не заканчиваются, несмотря на нашу не столь богатую природу?
– Я всегда удивляюсь, как люди могут писать по двадцать пять книг. У меня первая вышла в 2005 году, вторая – в 2016-м, а в 2022-м – выйдет третья. Видите, какой перерыв большой? Когда вдохновение приходит, я пишу. Я не пишу каждый день. Когда приходит вдохновение – я не пью, не ем, а просто пишу. И все сказки ложатся на бумагу. Бывшее Магаданское издательство не напечатало мои первые сказки. Сказали, что у них и так много эвенских сказок. Они пролежали в столе 20 лет. Я даже думала, что если снова не примут, то просто сожгу их. Но в 2005 году я принесла сказки, они тут же издали их и назвали «Звездный бисер» (12+).
– Расскажите, пожалуйста, о Ваших путешествиях по Магаданской области.
– У меня кочевая душа. Жила в Среднекане, в Сусумане, в Ягодном, на Олу уже три раза возвращалась. И, честно говоря, мой муж сказал мне: «Я уже устал за тобой гоняться по всей области. Кочуй-ка ты сама со своим характером». Вот так мы и расстались. Но мы все равно общаемся, уважаем друг друга. Сейчас у меня было за три месяца целых пятнадцать выступлений. Выступала везде, где только можно. На Соколе, в библиотеке им. А. С. Пушкина, и в библиотеке О. М. Куваева. Я до сих пор участвую в концертных программах: пою, танцую, читаю стихи. Сказки у меня закончились. Теперь я пишу стихи.
– Вы столько ездили по Магаданской области. Какая поездка оставила у вас самое яркое впечатление?
– Однажды мы ехали из Меренги, это около ста километров от Омсукчана. Мы уже подъезжали на тракторе, а он заглох. Оставалось идти до Омсукчана еще десять километров. Мороз стоял сильный, ничего другого не оставалось, кроме как идти. А на мне колготки тонкие были. Идем – мороз, ветра нет, а коленки мерзнут. А еще идти и идти! Я думаю: «Господи, боженька, скинь мне какую-нибудь тряпицу, я себе ноги обмотаю и пойду дальше». Идем, вижу, мешок валяется. Я его вокруг ног как обвязала, да как рванули мы вперед. Вот откуда в тундре валяется мешок? Это же диво дивное! У меня много таких случаев было. Были мы однажды в селе Меренга и решили поехать порыбачить. Там был отлив по два-три километра, не так, как в Магадане. Отлив, машина у нас заглохла. А еще до берега то о-го-го как далеко идти. Прилив шел так быстро, что мы начали бежать! Он был уже по колено, и вдруг нас двенадцать человек попадает на такой маленький остров, такой пяточек. Как он оказался там, среди моря? Ну, мы присели и сидим, пока вода везде бушует. А до берега еще метров триста, уже бесполезно было пробовать идти. Утром проснулись, островок исчез, и мы дошли до берега. Отлив закончился, а мы так устали, что уснули.
– Чина, расскажите нам, пожалуйста, сказку.
«Шел пастух Акимка по лесу. Идет-идет, идет-идет, и вдруг увидел сумку-мунгурку. Думает: кто эту сумку потерял. А раньше в одной мунгурке перевозили обувь, в другой одежду, в третьей – продукты. И он думал: «Кто же потерял эту сумку? Дай посмотрю, что в ней!» Стал развязывать сумку-мунгурку, а оттуда выскочило зло!
– Ты кто?! – спрашивает Акимка,
– Я зло!
– Как зло?!
Взял он палку и как начал его бить:
– Вот тебе, вот тебе!
Загнал он зло в мунгурку и думает, кто же зло потерял. Видит белочку и спрашивает у нее:
– Белочка-красавица, не ты ли зло потеряла?
– Нееет, оно мне не надо!
Бежит зайчик:
– Зайчик-ушастик, не ты ли зло потерял?
– Нет, это не я!
Идет дальше, а на поляне сидит волк, росомаха и лиса.
И спрашивает их Акимка:
– Эй, звери лохматые, не вы ли зло потеряли?
– Мы, мы потеряли!
Подбежали волк, росомаха и лиса и стали рвать сумку-мунгурку. Волку и росомахе достались большие куски зла, а лисе – маленький. И с тех пор волки и росомахи считаются злыми зверями в тайге.
Идет Акимка по улице, видит снова сумку-мунгурку, думает: опять там зло сидит. Взял он палку, стал бить. Вот тебе, вот тебе! Оттуда раздается голос:
– Добрый человек, да не бей же ты меня! Это я, добро, здесь сижу!
– Как добро?!
Развязал Акимка мунгурку, а оттуда вышло добро. И стало добро жить под деревом, все звери и птицы приходили и брали добро, а оно не убывало. Только волк, росомаха и лиса сказали: «Да мы без добра проживем». И обратился тогда Акимка к Луне и сказал:
– Луна ясная, да луна ж красавица, да возьми же ты мунгурку с добром, да рассыпь ты добро по всей земле!
Что Луна и сделала. Так пусть же эта частица достанется и вам, и вашим внукам, и прапраправнукам! Будьте здоровы и счастливы!»
– Спасибо! К слову, росомаха ведь безобидное животное, оно забивает зверей, которые уже слабы. Почему оно считается недостаточно хорошим?
– Оно все равно является хищником. Дед мой рассказывал, как росомахи нападали даже на лося. Он рогами их вскидывал и подбрасывал под небо. Это не с моих слов, что они могли загрызть и человека раненого, если зверь голодным был. Лиса хитрая и трусливая, а росомаха может и напасть запросто.
– Вопрос от предыдущего гостя – Ивана Паникарова: «Что будет с нами дальше?»
– Время сейчас тяжелое и тревожное. Я стихов много написала о нынешнем времени. Все думается: когда же мирно будем жить? Самое главное, чтобы люди жили в мире, добре и согласии.
– Какой бы вы вопрос задали следующему гостю?
– Знаете ли вы какую-нибудь сказку Чины Моторовой?
– Хорошо.
– Знаете, чукотские сказки очень отличаются от эвенских. В эвенских все заканчивается добром, а в чукотских все намного жестче. Они на копье накручивают кишки, колют, убивают и режут! У нас такого нет, конечно. Поэтому лучше читайте мои добрые, хорошие сказки!
– Я слышал, что у нас то ли на Вдовушке, то ли на Монахе до сих пор находят наконечники от копий. Сохранились ли какие-то сведения о конфликтах, которые происходили между представителями КМНС?
– У меня есть сказки, в которых описано, как воевали коряки и эвены. Но здесь сыграли большую роль старейшины. Они видят, что народ убивает друг друга, а зачем, когда можно жить в мире? И старейшины-эвены пошли с поклоном к корякам и предложили сделать общий праздник, чтобы все помирились и жили дружно. Земли много, оленей много, что нам делить? Развели они костер, пели, танцевали. Девушки-эвенки вышли за коряков замуж, парни женились на корячках, и с тех пор наступила дружба.
– То есть это сохранилось как факт, как явление, эти конфликты были или сохранились, к примеру, как между Римом и Галлами?
– Нет, войны между коряками и эвенами действительно были. Но все разрешилось хорошо.
– А как они проходили, это были набеги на стойбища?
– Да, коряки в ночное время нападали на стойбища, мужчин убивали. Женщин забирали к себе в плен. Когда были набеги, ставили какого-нибудь часового. Когда он видел, что люди шли, он кричал «хэддэ», тогда это был не танец о дружбе, а боевой клич.
– Танец поэтому и называется в честь боевого клича?
– Да, его просто так не могли говорить, как мы с вами. Только во время войны использовать как клич.
– Пожелайте, пожалуйста, что-нибудь нашим читателям?
– Дорогие мои северяне, дорогие мои земляки! Так как наш север многонациональный, хочется пожелать, чтобы мы никогда не ссорились, жили в мире и согласии. И всем вам желаю самого главного – здоровья!
– Спасибо!
